А. В. Кольцов - Страница 20

Куда глянем – всюду наша степь:
На горах – леса, сады, дома,
На дне моря – груды золота,
Облака идут – наряд несут.

Не нужно, впрочем, думать, чтобы сам Кольцов тоже так смотрел на вещи. Напротив, он и в поэзии, как во всей жизни своей, выражает убеждение, что нужно бороться с обстоятельствами и что беспечность непременно ведет к лени и усыплению.

Он обращается с укором к поселянину:

Что ты спишь, мужичок?

Он говорит своему другу:

Что ты ходишь с нуждой
По чужим по людям?
Веруй силам души
Да могучим плечам…

Если обстоятельства жизни слишком тяжелы для него, то он не падает духом, но смело идет —

Горе мыкать, жизнью тешиться,
С злою долей переведаться.

Он всегда готов к тому, —

Чтоб порой пред бедой
За себя постоять,
Под грозой роковой
Назад шагу не дать…

Его стремления всегда живы и сильны, и они почти всегда превосходно выражаются в его стихах. Как сильно, как естественно, как верно выражение мыслей и чувств у Кольцова – это можно видеть из приведенных выписок и еще более из чтения самых стихотворений его. Скажем здесь еще несколько слов о форме их. Песни Кольцова писаны особенным размером, близким к размеру наших народных песен, но гораздо более правильным. В них большею частию нет рифмы, а если и есть, то всего чаще через стих. Язык Кольцова совершенно простой, народный. Редко-редко можно встретить в его стихах книжное выражение, да и то большею частию в слабых его пьесах, которые писал он правильным, метрическим размером в первое время своей поэтической деятельности. Выражения народные встречаются у него часто; но формы везде почти правильные, принятые в литературе. Можно найти всего пять или шесть фраз неправильных, напр.: до время, задной головою и т. п. Но эти недостатки совершенно незначительны и нисколько не вредят истинным красотам поэзии Кольцова.

Теперь мы знаем главные события жизни Кольцова и важнейшие особенности его поэзии. Полнейшее знакомство с нею должно быть продолжаемо чтением его произведений. Мы же, после всего сказанного нами, можем прийти к следующим заключениям.

В поэзии Кольцова выразилась его душа, его жизнь, полная возвышенных стремлений, тяжелых испытаний и благородных, чистых чувств. В ней виден его светлый взгляд на предметы, уменье понимать жизнь и природу, в ней, наконец, является живое, естественное представление вещей, без прикрас и без искажений природы. Все это – такие достоинства, которые делают стихотворения Кольцова весьма замечательными в нашей литературе. В них соединяются все условия, необходимые для поэтического достоинства, т. е. разумная мысль, благородное стремление и живое, глубокое чувство. Из соединения этих условий происходит та правдивость и искренность, которою отличается Кольцов как в изображении собственных душевных ощущений, так и в представлении предметов внешних. Это последнее достоинство получает особенную цену в глазах наших, когда мы вспомним, как редко являлось оно у наших писателей до Кольцова.

Оканчивая наши замечания о жизни и стихотворениях Кольцова, мы можем, кажется, в заключение смело сказать, что Кольцов вполне заслуживает наше внимание и сочувствие не только как замечательный простолюдин-самоучка, но и как великий народный поэт.

Примечания

Впервые опубликовано в издании «Чтение для юношества. А. В. Кольцов, его жизнь и сочинения». Издание книгопродавца А. И. Глазунова, Москва, в типографии Катков и К°, 1858, в 8-ю д. л., стр. 153 + III. (Цензурное разрешение В. Бекетова, С.-Петербург, 9 июня 1858 г.).

Текст Добролюбова, без заголовка и без имени автора, занимает стр. 1–120; далее следовал текст 17 стихотворений Кольцова с рисунками Иевлева в красках на вкладных листах, хромолитография В. Бахмана. Рукопись статьи не сохранилась.

Время работы над статьей о Кольцове устанавливается записью в дневнике Добролюбова от 6 февраля 1857 г.: «Во вторник пришел ко мне А. И. Глазунов, и мы условились, что я напишу книжку к 15 марта. В задаток получил я 25 рублей. Постараюсь пробную лекцию читать о том же. Глазунов – человек, должно быть, хороший (говорю это не как Хлестаков) и очень образованный, так, что на редкость между книгопродавцами». О необходимости «к половине марта написать книжку о Кольцове», из которой «не написано ни одной строчки», Добролюбов упоминает в свеем дневнике еще раз 12 февраля. Работа закончена была, однако, до срока, ибо уже 2 марта 1857 г. А. И. Глазунов известил Добролюбова о получении им рукописи, в которой он, учитывая возможные цензурные осложнения, предлагал заранее самому автору «сказать покороче о разбойничьих песнях, вычеркнуть о пьянстве и заменить слово грамотей другим», потому что «назвать так наших умников, прошедшего столетия некоторым наставникам и блюстителям нравственности покажется неуместным в книге, назначенной юношеству» (письмо А. И. Глазунова хранится в ИРЛИ АН СССР).

Книжка о Кольцове, заказанная Добролюбову, вышла в свет в той же серии, в которой напечатана была брошюра Н. Г. Чернышевского «А. С. Пушкин. Его жизнь и сочинения». СПб., 1856. Краткую информационную заметку о своей работе «А. В. Кольцов» Добролюбов поместил в «Журнале для воспитания», 1859, т. III, за подписью «Д – в». Краткую общую характеристику Кольцова см. в статье Добролюбова «О степени участия народности в развитии русской литературы»: «В числе исключительных личностей, мало имевших влияние на литературное движение, нельзя забыть Кольцова и Лермонтова. Кольцов жил народною жизнью, понимал ее горе и радости, умел выражать их. Но его поэзии недостает всесторонности взгляда; простой класс народа является у него в уединении от общих интересов, только с своими частными житейскими нуждами; оттого песни его, при всей своей простоте и живости, не возбуждают того чувства, как, например, песни Беранже» («Современник», 1858, № II; то же см.: Н. А. Добролюбов. Собр. соч., в девяти томах, т. 2. М. – Л., 1962, стр. 263). Ценные наблюдения об особенностях критического отношения Добролюбова к фольклоризму Кольцова см.: П. А. Николаев. К вопросу о народности литературы в критике Н. А. Добролюбова. – «Филологические науки», 1961, № 3, стр. 114.